Девушки по сути своей все ангелы, но когда им обламывают крылья, приходится летать на метле!
Я рисую больные слова.
Я обижена злыми словами.
Я знаю, чёрной бывает трава.
Вы напрасно всё это скрывали.
Бабочки мёртвые ищут меня
И, наверно, мечтают забрать.
И я буду рыдать, себя же виня,
Знаю, боли мне не избежать.
Чужих людей рисую на себе,
Близких закрываю в тихой келье.
А я вовсе не покорная судьбе,
И далеко не птичьи мои перья.
Одиночество куёт меня ночами.
Невозможно выразить в словах.
Кто стоит за этими плечами?
Это тихий, очень хитрый страх.
Шепчет, шепчет. Да, я это слышу.
Я ему готова отвечать.
Будем вместе поджигать мы наши крыши,
Вместе будем дико танцевать.
Тебе ли не понятны эти чувства,
Юный Бог, что вечно смотрит вниз?
В белом сердце несказанно... густо.
Но чудовищен последний мой каприз.
По рекам хочу пустить я свежу кровь,
Напугать и разбудить моих людей.
Спеть и, может зря, напомнить вновь:
Надо быть нам чуточку добрей.
Я обижена злыми словами.
Я знаю, чёрной бывает трава.
Вы напрасно всё это скрывали.
Бабочки мёртвые ищут меня
И, наверно, мечтают забрать.
И я буду рыдать, себя же виня,
Знаю, боли мне не избежать.
Чужих людей рисую на себе,
Близких закрываю в тихой келье.
А я вовсе не покорная судьбе,
И далеко не птичьи мои перья.
Одиночество куёт меня ночами.
Невозможно выразить в словах.
Кто стоит за этими плечами?
Это тихий, очень хитрый страх.
Шепчет, шепчет. Да, я это слышу.
Я ему готова отвечать.
Будем вместе поджигать мы наши крыши,
Вместе будем дико танцевать.
Тебе ли не понятны эти чувства,
Юный Бог, что вечно смотрит вниз?
В белом сердце несказанно... густо.
Но чудовищен последний мой каприз.
По рекам хочу пустить я свежу кровь,
Напугать и разбудить моих людей.
Спеть и, может зря, напомнить вновь:
Надо быть нам чуточку добрей.
